— Ярый, Ярый, просыпайся. Хохлы лезут – заглядывая в глубь блиндажа громким шепотом позвал боец с позывным Хам.
Одной только этой фразы хватило, чтобы Ярый соскочил с нары и наработанными за год службы в штормах быстрыми движениями натянул на себя берцы, бронежилет, каску и, схватив в руки автомат, рванул вверх на свежий воздух из спертого и влажного воздуха недавно выкопанного блиндажа.
Боец был уже далеко и двигался в сторону начала лесополки по извилистому окопу.
После позавчерашнего неудачного штурма соседней «укроповской» лесополки это было первое дежурство Ярого именно на этом месте. Был назначен старшим на дежурстве и прилег недавно отдохнуть после передачи поста на наблюдательном пункте бойцу. Весь батальон, разместившись на лесополке, отдыхал и приводил себя в порядок после позавчерашнего боя. Было много «трехсотых» и несколько «двухсотых». Несколько тел своих погибших товарищей успели вытащить из серой зоны, но тела четырех бойцов вместе с телом недавно назначенного ротного командира остались там, совсем недалеко от траншеи «укропов». Пытались пробиться к ним, но результат оказался плачевным – стало ещё больше раненых, поэтому решили повременить и отложить до лучших времен. Все прекрасно понимали, что если тела товарищей пролежат долго на серой зоне, то мало что потом останется для торжественных похорон и прощаний. Постоянные обстрелы как с нашей стороны, так и со стороны врагов вряд ли могут оставить в целости их тела. К тому же жара свое дело знает, что подтверждается постоянным запахом несвежести на линии боевого соприкосновения. Год службы на передке, с небольшими перерывами на отдых, уже приучили Ярого к этому постоянному смраду. Иногда длительное время спустя приходилось из серой зоны вытаскивать тела своих друзей, с которыми буквально вместе спал, ел, радовался или огорчался чему-то. И каждый раз он представлял себя или точнее свое тело в таком состоянии и каждый раз его охватывали чувства горечи, сострадания и страха оказаться в таком виде. Да и не только к нему приходили такие чувства. Только никто их не выдавал. Все надеялись остаться живыми, но в случае чего, каждый надеялся быть похороненным дома в родной земле. Полная опустошенность после эвакуации тела друзей, а потом приходящее чувство мести – именно это, что испытывал Ярый порой в бессилии сжимая кулаки.
Бросившись догонять Хама, Ярый раздумывал, поднимать тревогу или же сперва лучше убедиться в правоте часового. Если они начнут стрелять, личный состав все равно поднимется, поэтому можно было и не торопиться с тревогой. Рассудив таким образом, Ярый, пригибаясь в окопах и лишний раз не высовываясь, но тем не менее время от времени останавливаясь и прислушиваясь к окружающей обстановке, двигался следом. За следующим изгибом траншеи наткнулся на сидящих на корточках обоих дежурных. Прижав палец к губам и помахав ладонью, чтобы он присел, второй боец с позывным Шурик вытягивая шею к чему-то прислушивался. Сразу присев рядом, Ярый тоже стал слушать. Сперва невнятно, но потом явственно стали проступать голоса. Говорили на русском, перемешивая украинскими словами. Вначале было не разобрать, где шел разговор, но потом понял, что разговаривали в стороне позиции «укропов», но не где-то поблизости. Разговор шел на спокойных тонах, обсуждали какие-то свои вопросы. Но ведь до их позиции было около трехсот метров, и как эта спокойная беседа могла быть слышна на наших окопах? Вроде и ветра не было, чтобы звуки приносил и эха тут в степи не могло быть, но стояла удивительная тишина. Эти звуки разговора, проползая через буераки, неровности разные, сквозь густую траву и другие препятствия, каким-то чудом доходили до именно этого места, которые услышал Шурик и сообщил об этом. Переглянувшись друг с другом, молча пожали плечами. Ярый, дабы удостовериться лишний раз, осторожно выглянул из траншеи, но звуки сразу пропали. Оказывается, их можно было слышать только внизу в траншее.
Поняв, что происходит, Ярый отослал Хама на пост наблюдения. Негоже было оставлять пост. Сам стал слушать. Иногда явственно проступали слова, иногда это превращалось в невнятное бормотание. Общий смысл разговора, насколько это понял Ярый, сводился к трупам наших солдат. Мол, скоро начнут под носом у них вонять и не будет от этого житья. Предлагались разные варианты разрешения этого вопроса, в том числе кто-то из них предложил отдать трупы нашим.
— Ээй, «укропы»! Говорить будем? – голос Ярого, растекшись по открытке (открытому месту), заглох где-то вдали.
— Шоо? – издалека еле слышно раздался голос из вражеских окопов.
— Говорить будем? – надрывая голос вновь крикнул Ярый.
— Шоо?
— Шо, шо. Да нишо. Базар нужен.
— О, так бы и казати.
Голоса, точнее крики, в сумерках разносились далеко. Казалось, что их должны были услышать и в лесополке, где разместились наши, но рация молчала. Ярый обернувшись к Шурику:
— Срочно к комбату. Доложи, что есть возможность вытащить наших.
— Понял, бегу.
Дабы не растерять тонкую нить, дающую возможность вытащить тела своих друзей, Ярый до поступления какого-нибудь распоряжения от командования решил продолжить общение, и, чтобы хоть что-то сказать, крикнул:
— Как живется, пацаны?
— Шоо? Не разумити! Кричи громче.
— Как живете, говорю? Базар будет?
— Буде, буде. Иди к нам.
В это время запищала рация:
— Ярый, Ярый, что за кипишь? Ответь.
— Докладываю, первый. Подслушали разговор хохлов, вроде есть возможность вытащить тела наших пацанов.
— Это, как так подслушали. К ним ползали?
— Никак нет. Есть точка у нас, куда как-то доходят их разговоры. Слышно хорошо. Разрешите действовать?
— Так. Ждать. Пока без инициативы. Тут помозгуем, согласие спросим сверху. Это же целая боевая операция.
— Понятно, первый.
В это время из-за изгиба траншеи выбежал Шурик.
— Ярый, я доложил всё как есть. Но комбат менжуется. Я вот что подумал, может по рации с хохлами переговорить.
— Это как? Мы же не знаем на какой они волне.
— Нет. Я вот предлагаю доставить им рацию на коптере. Сбросить им и переговорить. Этого комбату я ещё не предлагал. Предложи сам. Тебя послушают. Кричать то толку нету. Пока докричишься весь пыл сойдет на нет.
— Слушай, дело говоришь. Надо перетереть.
— Первый, первый ответь Ярому.
— Потерпеть немного можно? Тут обсуждаем же твое предложение.
— Первый, тут уточнение по предложению есть. Можно ведь рацию на коптере «укропам» сбросить и переговорить.
— Не торопись Ярый, тут вопрос совсем по-другому ставят. Брататься ведь запрещено. Я понимаю, что пацанов надо вытаскивать. Но есть и другая сторона вопроса. А твое предложение передам. Всё конец связи не мешай.
— Да ё моё. Как так — то? Они что там ничего не понимают – от огорчения Шурик сплюнул и уселся на дно траншеи – ведь реальный шанс, что пацанов дома похоронят, по-людски. А тут. Блин. Братание! Кто это слово и придумал то.
— Успокойся. Пока они там решают у хохлов пересменка будет и всё. Шансы уйдут. Однако надо самим действовать.
— Это как? Кричать ведь недокричишься. А тут по-человечески договариваться надо.
— Вот, правильно говоришь. Именно по-человечески другого варианта не дано. Надо идти к ним.
— Ярый, ты с ума не сходи. Пристрелят и даже не задумаются. Там и останешься с пацанами.
— Погоди Шурик, живы будем не помрем. А вообще один раз живем и какого хрена я должен бояться. Они такие же пацаны там сидят. Думаю поймут.
— Ээй, не вздумай – поднимаясь с места и видя, что Ярый всерьёз вознамерился – это же самовольство. Да какое там самовольство – убьют же.
— Шурик, тебе оставляю автомат и каску, присмотри. Рацию с собой беру. Она полностью заряжена? Буду на связи
— Ну, хорошо. Конечно присмотрю. Хотя зря идешь.
Ярый приподнявшись в траншее и оглянувшись по сторонам:
— Ээй, пацаны! Слышите меня?!
— Слухаем!
— Я к вам иду! Базарить будем! Тема есть!
— Давай!
Только поднялся Ярый на бруствер и сделал по серой зоне несколько шагов, как тут же заверещала рация голосом комбата:
— Ярый, отставить! Куда собрался? Ещё решение не принято. Информации мало. Может они что удумали. Убьют ведь. Не лезть!
— Первый, уже поздно, я на серой. Лучше поддержите «птичкой». Корректировка нужна будет.
— Ну, погоди, Ярый. Потом разберемся. Птичка уже летает. Будь всегда на связи. Сам буду вести тебя.
— Понял, первый.
Первые шаги по серой зоне без оружия, без каски и главное без поддержки друзей в сторону направленных на него стволов автоматов и пулеметов дались нелегко. Срабатывало уже наработанное опытом желание пригибаться и прятаться от осколков и снарядов. Было желание послушаться команды и вернуться в спасительный окоп. Дикое желание, наработанное уже на уровне подсознания, через которое надлежало перешагнуть и перебороть себя. Но это Ярому удалось. Через первую сотню метров страхи растворились и осталось только желание добраться до хохлов и вступить с ними в разговор.
Наверху зажужжала птичка и тут же из рации раздался голос комбата:
— Ярый, прими немного левее. Они там, осталось до них 180 метров. Пацанов наших видишь? Они там все недалеко друг от друга. Как раз напротив их окопов. Мы тут уже подготовили для эвакуации технику. Отмашку дашь, сразу заедем. Постараемся за один раз всех вывезти.
— Понял, первый. Только просьба одна. Когда с ними буду говорить, можно на связь не выходить?
— Понял, понял Ярый. Конец связи.
Вскоре показались маячившие над бруствером головы врагов. Двое стояли и просто смотрели на него. Но остальные четверо, как определил для себя Ярый, направив на него стволы автоматов и один пулемет прилегли на бруствер. Для того, чтобы «укропы» удостоверились, что он без оружия, подойдя на расстояние около ста метров, Ярый подняв руки крутнулся вокруг себя. В это время зажужжала вторая птичка. Подняв глаза к небу, Ярый увидел второй зависший над ним дрон. Хохлы тоже отслеживали его действия.
Подойдя метров на пятьдесят, Ярый остановился. «Укропы» стояли и на него молча смотрели. Первым заговорил здоровяк, одетый во все чистое и аккуратное, в натовских бронежилете и каске.
— Ну, шо тебе, хлопче?
— Да вот решил поболтать с вами пацаны, не всё же время воевать. Есть и темы общие для всех нас.
— И какие?
— Я к вам по-пацански. Дружки мои тут рядом с вами лежать остались. Забрать хочу. Хочу, чтобы их по-человечески мамки и папки похоронили дома.
— Не приглашали мы вас сюда. И наших сколько положили.
— Пацаны, я тут перед вами без оружия. Надежды, что оставите меня в живых у меня совсем мало, но я к вам пришел базар держать.
— Сиделец?
— Было такое. Да и вы пацаны не оттуда ли будете?
— Всяко бывало. Ладно, щас выйдем поговорим.
Вслед за бугаем на бруствер выполз второй, тоже в аккуратном новеньком обмундировании и бронике. Оба вышли без оружия и остановились от него метрах в десяти. Стоя стали разглядывать друг друга. Обросшее жидкой бородкой остроносое лицо Ярого со смешинками в глазах, видать понравилось первому и кажется самому старшему из присутствующих «укропов».
— Ну, и какого черта ты пришел? Вон сколько «двухсотых» валяется по нашим степям. Всех ведь не соберешь. Пусть гниют. Удобряют нашу землю.
— Пацаны, тут не те, которых бы я назвал каждым. Тут мои друзья. С ними я бок о бок. И лейтенанта жалко. Совсем молодой пацан. Мамке бы его отправить.
— Да понимаем всё. Но мы вас сюда не звали.
— Ну так что, пацаны, зову я «эвакуаторов»? Что они тут будут лежать под вашим носом и гнить. Заберем если, то и вам и нам хорошо.
— Ну, что Мыкола, отдадим? – оборачиваясь к своему напарнику первый.
— Хай забирае. Нравится мне этот пацан своей наглостью. Давно таких не встречал.
— Давай, забирай. Только договариваемся таким образом. Естественно только на наших условиях. Если с вашей стороны будет хоть один выстрел, то мы стреляем сразу без предупреждения. Даже если это будет миномет или орудие. Первым ведь ты ляжешь.
Всё время пока «укроп» диктовал свои условия, Ярый тангетку рации держал включенным, демонстрируя это врагам.
— Всё понял. Первый, первый ответь. Всё ли услышали. Можно высылать «эвакуаторов». Только очень быстро.
Ярый ещё даже не закончил передавать сообщение, как из лесополки выскочил уазик с обрезанным поверху кузовом, для облегчения погрузки раненых и тел погибших и на всех парах понесся по серой зоне.
— А ты парень откуда будешь?
— Я из Якутска. Слыхали про такой город?
— Ээ, не только слышали, но и бывали мы там. Оба. Золота там много.
— Да, этого добра хватает.
В это время из окопов стал вылезать ещё один. Приглядевшись к нему, Ярый сразу узнал броник ротного, с надписью ручкой его позывного, неаккуратно чем-то замазанного. Неопрятно одетый, в засаленной форме, но с новеньким броником и наглой мордой боец сразу не понравился Ярому. Подойдя к разговаривающей троице, тот бесцеремонно вклинился в разговор.
— Слушай, москаль, мы же вас как на ладони всех видим. За каждым вашим движением наблюдаем. И мы вас задавим. Каждый будет валяться вон как ваши трупаки.
— Остынь, Митяй. И, вообще, вали отсюда на хрен! Тут базар идет. Не лезь, сказал – первый не на шутку вскипятился и оборачиваясь к вновь подошедшему рявкнул.
— Всё, всё Бугай, ухожу.
С этими словами третий быстренько скатился в окоп.
— Ну и какого черта, ты из Якутска здесь оказался? Мобик?
— Нет, не мобик. Сиделец я. Ещё бы долго сидел, а так здесь вроде как воздух свежее. Контракт подписал и доставили.
— Понимаю, брат, понимаю.
— А вы тут каким боком? Мобики?
— А мы здесь брат Родину свою защищаем. Слыхал? Есть такое. Деды наши от фашистов защищали землю нашу, ну а мы от вас.
— Понятно, пацаны. У каждого своя правда. У нас она своя.
— Что есть, то есть. Ладно, заканчивают твои «эвакуаторщики». Ты вот что. Если вдруг мы тебя здесь на серой зоне положим, то пусть твои крикнут нам, что ты тут лежишь. Отдадим мы тебя твоим.
— Понял, пацаны. Благодарю за понятку. Будем живы не помрем. Бывайте.
С этими словами Ярый развернулся и пошагал к своим. Очень хотелось оглянуться – не наставили ли на него автоматы и не целится ли в него этот третий, который в грязной одежде. Но выдержал. Дошагал, не оборачиваясь до своих.
Ярый, а в миру Виталий, выросший в Якутске по пацанским понятиям, отчаянный, но правильный, твердый, но справедливый, на мой взгляд из тех, кого можно смело назвать храбрецом с твердыми жизненными устоями, стремящийся вновь начать свою жизнь и больше не переступать закон. Полагает, что попал бы сюда, на СВО, даже если бы не сидел в то время по приговору.
Вообще, эвакуация тел погибших бойцов очень болезненная тема для всех. Для бойцов в первую очередь. Идущий на смерть должен быть уверен, что тело его после смерти будет похоронено с соблюдением всех традиций и почестей на своей Родине. Хотя бы эту малую милость государство должно обеспечить. Но чаще на деле получается по-другому. Как бы это ни было прискорбно, но очень много тел наших воинов до сих пор не упокоены, большинство из них числятся как пропавшие без вести. В силу обстоятельств командование вынуждено оставлять тела погибших до поры до времени на серой зоне. Каждая эвакуация тел погибших сопряжена с огромными рисками для жизни и здоровья солдат. Поэтому, дабы сохранить своих солдат в целости и здравии оставляют это мероприятие на потом. А каждый из «эвакуаторов» достоин огромного уважения, с каким к ним относятся все солдаты. Но мало кто из них за такой нелегкий и опасный труд удостоился достойной награды. Ведь они выполняют очень опасную, но очень нужную, воинскую задачу.
Несколько слов об авторе
Александр Седалищев работает в жанре прозы и драматургии. У него издана книга прозы «Отцова ноша», пьеса «Город исчезающей любви» успешно поставлена на сцене Саха драматического театра. В скором времени выйдет вторая книга прозы, и он завершил работу над пьесой «Узелки судьбы».
Этим летом Александр Седалищев уехал волонтером на СВО, оставив достаточно солидную должность и спокойную, размеренную жизнь. Его неординарный поступок вызывает искреннее уважение. Александр Николаевич — один из тех якутских мужчин, которых отличает твердость, немногословность и сила духа. Трудно даже представить, что значит работать волонтером, представляя интересы бойцов из республики в зоне СВО… Но несмотря на это, он продолжает писать. О войне, о героях.